Александр Мережко

Если проанализировать официальное (т.е. в основном буржуазное, сервильное и интеллектуально убогое) обществоведение в Украине, то обнаружится, что в нем практически отсутствует использование в качестве аналитических категорий таких понятий, как классовая борьба, класс и эксплуатация. Складывается впечатление, что украинские обществоведы считают эти категории устаревшими, дискредитированными советской пропагандой и не вполне научными. Что касается западной социологии, то упомянутые категории там достаточно широко используются и за ними признается статус именно научных категорий. Достаточно хотя бы вспомнить книгу известного американского ученого и общественного деятеля Ноама Хомского под характерным названием «Классовая война», в которой речь идет о том, как крупные ТНК и ведут войну против бедных по принципу «ограбь бедного и накорми богатого». В этой книге Хомский подчеркивает, что суть существующей капиталистической системы заключается в том, что «прибыль приватизируется, а расходы социализируются».

Между тем, при научном анализе ситуации в современном мире и Украине нам никак не обойтись без понимания и использования данных категорий, в первую очередь категории классовой борьбы. Как пишет американский социолог Иммануэль Валлерстайн: «… можно с уверенностью сказать, что борьба за распределение прибавочной стоимости не кончится никогда. Эту борьбу и называли классовой. Какой бы политический смысл ни вкладывали в понятие классовой борьбы, никуда не деться от этой аналитической категории; можно придумывать ей разные названия, но оставлять без внимания нельзя. Совершенно очевидно, что классовая борьба продолжается постоянно, и центральное место при распределении в пользу той или иной стороны принадлежит государству…».

Наличие классовой борьбы логически предполагает существование двух враждебных классов: буржуазии и пролетариата. Однако отечественное обществоведение и здесь продолжает избегать использования этих понятий, что не является случайным. По-видимому, прав французский семиолог Ролан Барт, полагающий, что буржуазия как «анонимное общество» стремится к сокрытию своего подлинного имени. «Таким образом, — подчеркивает Барт, — устранение имени “буржуа” отнюдь не является чем-то иллюзорным, случайным, второстепенным, само собой разумеющимся или незначительным — это и есть сама буржуазная идеология, то действие, посредством которого буржуазия превращает реальный мир в образ мира, Историю в Природу».

Что же такое буржуазия сегодня?

Думается, что это понятие имеет, по крайней мере, несколько различных аспектов:
1) социологический аспект;
2) культурный (духовный) аспект;
3) психологический и психоаналитический аспект;
4) биологический аспект.

С точки зрения классической марксистской социологии, буржуа — это капиталист-эксплуататор, владеющий средствами производства, а пролетарий, соответственно, — это наемный промышленный рабочий, лишенный средств производства.

Немецкий социолог Вернер Зомбарт предложил несколько иное понимание буржуа, сделав акцент на духовном аспекте. В своей книге «Буржуа: этюды по истории духовного развития современного человека» Зомбарт анализирует буржуа в духовном смысле как человека, для которого характерна страсть к наживе. Буржуа, по Зомбарту, — это «человек экономический», т.е. человек, обладающий предпринимательским духом (завоеватель, организатор, торговец). Говоря о типах капиталистических предпринимателей, Зомбарт выделяет, в частности, такие типы, как: разбойник, феодал, государственный чиновник, спекулянт, купец. В этом плане подход Зомбарта может быть спроецирован на украинские реалии, в которых центральное место в качестве доминирующего психотипа буржуа занимает человек-хищник, человек-мародер. Более упрощенно, современный украинский буржуа – это пресловутый жлоб. Украинская буржуазия духовно вызрела в недрах переродившейся советской партноменклатуры с ее характерным конформизмом (приспособленчеством) и беспринципностью. Украинская буржуазия неоднократно доказывала, что обладает повышенной приспособляемостью к любому политическому режиму.

Интересно отметить, что Зомбарт не ограничивается анализом духовной природы буржуа. Он также пытается исследовать биологические основы буржуазных натур. «Я утверждаю, – пишет Зомбарт, – что все формы проявления капиталистического духа, т.е. душевного строя буржуа, покоятся на унаследованных предрасположениях». «Мещанин, – считает Зомбарт, – сидит в крови». Иначе говоря, по Зомбарту, человек может по природе являться мещанином, буржуа.

Буржуа можно также рассматривать как определенный образ мышления. Так, например, Флобер определял буржуа как того, кто мыслит банально.

Известный украинский публицист Александр Карпец предлагает искать сущность буржуа на уровне подсознания и связывает эту сущность с деструктивными и приспособленческими тенденциями в глубинной психике обывателя.

Для американского социолога Иммануэля Валлерстайна буржуа – это тот, кто различными способами отбирает прибавочную стоимость у ее производителя и инвестирует ее в производство; а пролетарий, соответственно, – это тот, у кого отбирают часть прибавочной стоимости. В этом отношении весь мир можно поделить на два класса: буржуазия и пролетариат.

В эпоху постмодерна понятие буржуа приобретает новое звучание.

Так, французский политолог Жак Аттали делит глобальное общество на две категории: «быстрые люди» и «медленные люди».

По мнению Аттали, на вершине глобальной пирамиды находятся «быстрые люди» – владельцы капитала и высококвалифицированные профессионалы, которых Аттали назвает «элитными кочевниками», поскольку спрос на их услуги выходит за рамки национальных границ, а сами они постоянно находятся в движении. «Элитные кочевники» перемещаются по миру в поисках быстрой и крупной наживы и в этом смысле весьма «космополитичны», поскольку их родина – глобальный капитал. Они мнят себя незаменимыми «топ-менеджерами». Под ними находится нижний пласт так называемых «медленных людей», основной чертой которых в глазах «быстрых людей» является их заменяемость, а значит в них видят всего лишь бездушный инструмент накопления капитала, подконтрольный «быстрым людям».

Английский философ Стивен Лоу, в свою очередь, прогнозирует, что развитие генной техники и генной инженерии в конечном итоге приведет к тому, что человеческая раса расщепится на два разных класса: сверхлюдей (специально сконструированная с помощью средств генной инженерии долгоживущая элита, отличающаяся не только богатством, но и более развитым врожденным интеллектом, а также внешней привлекательностью) и всех остальных. С этой точки зрения пролетариат представляется в качестве угнетенной и манипулируемой «биомассы», которой в лучшем случае уготована участь генетического материала для новой расы «сверхлюдей», которая будет позиционировать себя в качестве «меритократии» (т.е. власти лучших и умнейших). Здесь мы видим своеобразную вариацию на тему Ницше о сверхчеловеке, а также расовой идеологии нацизма. Собственно говоря, это уже происходит сейчас, благодаря чему глобальный капитализм неуклонно трансформируется в глобальный нацизм.

Немецкий социолог Ульрих Бек в своей книге «Общество риска. На пути к другому модерну» отмечает, что имеющая место тенденция «индивидуализации рынка труда» ведет к «индивидуализации социальных классов». Иными словами, имеет место деградация классового сознания угнетенных классов и их классовой солидарности на фоне растущей профессиональной специализации.

В терминах теории «общества риска» в этом обществе действует «закон» специфически классового распределения рисков и тем самым «обострения классовых противоречий из-за концентрации риска на стороне бедных и слабых» (риск безработицы, экологический риск и т.д.). Как пишет Ульрих Бек: «История распределения рисков показывает, что риски, как и богатства, распределяются по классовой схеме, только в обратном порядке: богатства сосредотачиваются в верхних слоях, риски в нижних. По всей видимости, риски не упраздняют, а усиливают классовое общество. К дефициту снабжения добавляется чувство неуверенности и избыток опасностей. Напротив, те, кто имеет высокие доходы, власть и образование, могут купить себе безопасность и свободу от риска».

Концепция классовой борьбы непосредственно связана с понятием эксплуатации, поскольку в этой борьбе одна сторона (пролетариат) ведет борьбу против эксплуатации, а другая (буржуазия) стремится к усилению и одновременно маскировке различных форм эксплуатации.

В чем же суть эксплуатации?

Отвечая на этот вопрос, мы должны понять, чем не является эксплуатация. Можно согласиться с польским философом, исследователем марксизма, Лешеком Колаковским в том, что:
1) эксплуатацией не является то, что трудящийся не получает полного эквивалента стоимости, которую он создает своим трудом;
2) эксплуатацией не является также тот факт, что в обществе существует неравенство доходов;
3) эксплуатацией как таковой не является и тот факт, что существует доход, незаработанный буржуазией, который она тратит на предметы роскоши.

По мнению Лешека Колаковского, эксплуатация состоит в том, что общество (именно общество, а не государство с его бюрократией!) не осуществляет контроль над предназначением и распределением прибавочного продукта; в том, что такое распределение осуществляется в соответствии с субъективными предпочтениями людей, обладающими монополией относительно использования средств производства. В таком смысле эксплуатация выступает не как нечто абсолютное, а как относительное явление социального характера и поэтому мы можем говорить о ее различных степенях. Борьба с эксплуатацией состоит не столько в борьбе за повышение заработной платы трудящихся, сколько в усилении контроля общества над инвестициями и распределением общественного дохода.

С нашей точки зрения, понятие эксплуатации имеет более широкий характер и помимо экономического имеет другие аспекты. Пожалуй, главным в понятии эксплуатации является то, что она ведет к отчуждению человека, в его превращение из сознательного субъекта в объект, в манипулируемый кем-то инструмент реализации чуждых самому человеку целей и интересов. Проявлением эксплуатации является также то, что она лишает значительную часть населения реальных возможностей самореализации.

Борьба против эксплуатации непосредственно связана с борьбой за экономическую демократию, под которой подразумевается всеобщее участие в экономическом процессе, в сознательном регулировании этого процесса.

Таким образом, с нашей точки зрения, классовую борьбу следует трактовать более широко, т.е. как борьбу за подлинную демократию и жизнь, борьбу каждого человека за то, чтобы самостоятельно определять свою судьбу, чтобы стать настоящим субъектом исторического процесса и перестать быть манипулируемым и эксплуатируемым объектом, служащим удовлетворению чужих корыстных интересов.

Главным субъектом классовой борьбы, ведущим эту борьбу против эксплуатации, является пролетариат, под которым классический марксизм понимал, прежде всего, передовой для своего времени промышленный рабочий класс. Однако сегодня промышленный рабочий класс не во всех странах является ведущей экономической силой. В условиях «нематериального производства» постиндустриального общества на статус передового класса претендуют «пролетарии интеллектуального труда». Кроме того, необходимо иметь в виду и то, что в условиях «новой экономики», когда главным производственным ресурсом становятся информация и знание, реализуется формула 20/80, т.е. развитие «новой экономики» ведет к тому, что на 20% трудящихся приходится 80% лишних с экономической точки людей.

Говоря о ситуации в Украине, нельзя не заметить, что здесь класс трудящихся в значительной степени деморализован и, если говорить в терминах марксизма, являясь «классом-в-себе» еще не превратился в «класс-для-себя», т.е. еще не обрел свое классовое самосознание и не осознал в полной мере собственные классовые интересы. Такое положение класса трудящихся в Украине находит свое воплощение в отсутствии влиятельной подлинной марксистской, а значит революционной, партии, выражающей самосознание класса трудящихся. Для существующих в Украине левых партий характерны такие болезни, как:
1) оппортунизм; 2) вождизм; 3) сектантство.

Объективно говоря, украинские «старые левые» партии играют роль стабилизатора существующей системы. По существу, они не являются антисистемными, поскольку являются не революционными, а парламентскими и реформистскими партиями. Здесь «лакмусовой бумажкой» выступает отношение партии к вопросу о диктатуре пролетариата, который особенно актуален в условиях нынешней Украины.

Говоря о современном марксизме, необходимо иметь в виду, трехчленную структуру современной миросистемы, которая, как известно, состоит из «ядра» (центра), полупериферии и периферии. В этом контексте можно также согласиться с аналогичным делением мира на три подсистемы, или отдельных «мира»:
1) мир до-модерна, где доминирует аграрное производство в экономике и где государство слабо, в результате чего имеет место постоянная «борьба всех против всех» (например, Афганистан, Ирак, Сомали);
2) мир модерна, для которого характерно индустриальное производство (сюда относится, в частности, Украина);
3) мир пост-модерна, в котором господствует «нематериальное производство» (постиндустриальные страны «ядра» миросистемы).
4)
Этим трем «мирам» соответствуют различные формы и способы классовой борьбы, а также, если можно так выразиться, три различных марксизма.

Так, для в основном аграрного общества до-модерна в качестве наиболее адекватной теории и практики классовой борьбы характерен «крестьянский марксизм», например, маоизм с его тактикой «деревня окружает город».

В мире модерна актуален скорее классический марксизм, а также такие версии марксизма, как ленинизм и троцкизм.

Для мира постмодерна характерен нео- и постмарксизм, который можно также назвать «постмодернистским марксизмом». В этом мире нео- и постмарксизм несут на себе отпечаток постиндустриального (информационного) общества, в рамках которого классовая борьба происходит в условиях «общества спектакля», где значительную роль играет не только богатство, но и различного рода виртуальные сущности (например, имидж).

Интересную попытку осмысления тех вызовов, которые стоят перед марксизмом в условиях информационного общества предприняли социологи Майкл Хардт и Антонио Негри в своей книге «Империя», в которой они отмечают, что «по мере того, как коммуникация все больше становится тканью производства, а языковая кооперация все более превращается в структуру производительной материальности, контроль над смыслами и значениями языка, а также над сетями коммуникации становится основным предметом политической борьбы».

Эти авторы полагают, что все элементы эксплуатации навязываются нам посредством языковых и коммуникативных систем производства, и поэтому «их разрушение на словах необходимо не менее, чем их разрушение на деле». Они также утверждают, что сегодня вся «рабочая сила (представляющая материальный и аматериальный, умственный и физический труд) вовлечена в борьбу за языковые смыслы и против колонизации коммуникативной общности капиталом». В этой связи Хардт и Негри выдвигают задачу «репроприации», которая означает «свободный доступ и контроль над знанием, информацией, коммуникацией и аффектами – поскольку именно они являются основными средствами биополитического производства».

В то же время постмодернистский марксизм склонен к утверждению о том, что человеку дана не сама реальность, а ее знаки, символы, и что человек не в состоянии выйти за пределы этой знаковой псевдореальности. Здесь опасность состоит в том, что постмодернистский марксизм может попасть под влияние тотального релятивизма, столь свойственного постмодернистскому мировоззрению, и отказаться от революционного праксиса в пользу бессодержательных «языковых игр».

Однако, по нашему мнению, в постмодернистском «обществе спектакля» задача марксистского учения и практики состоит в преодолении виртуальной реальности, скрывающей классовую борьбу, и в осуществлении прорыва к подлинной реальности.

надіслано тов. Верником

Цей запис опубліковано 18 квітня 2007 р. 12:33:25 і розміщено в наступні рубрики Класовий дискурс . Ви можете відслідковувати коментарі за допомогою RSS 2.0 стрічки. Ви можете залишити коментар , або відслідковувати з Вашого сайту.